слова всерьез. Он разыгрывал свою хитроумную карту, считая, что, благодаря оттяжкам и промедлениям, ему снова удастся избежать своей ответственности перед Ираком. Но так будет недолго. Раз уж добрососедские увещевания не заставили Кувейт признать свои братские обязательства, у Ирака не остается другого выхода, кроме как силой взять то, что ему принадлежит по праву.

Помимо ощущения крайней необходимости и нетерпения, Хусейн, должно быть, и без того испытывал непреодолимое искушение решить дело силой. Он находился в серьезном затруднении. Ссыпав сказочные богатства Кувейта в опустевшую казну Ирака, Хусейн надеялся скостить иракский внешний долг и запустить честолюбивые программы восстановления, которые он обещал своему народу после войны с Ираком. Учитывая исторические притязания Ирака на Кувейт, его оккупация могла бы поднять национальный престиж Хусейна, выставив его как освободителя узурпированных иракских земель. Более того, захват Кувейта увеличил бы доступ Ирака к Заливу и дал бы ему решающий голос на мировом нефтяном рынке. Короче говоря, одним ударом позиция Хусейна была бы закреплена навсегда.

Настроившись на боевой лад, Саддам решительно двинулся вперед. 21 июля, на фоне мощной антикувейтской пропаганды, приблизительно 30 000 иракских солдат начали движение в направлении общей границы. Хотя, в общем, это было воспринято как бряцание оружием, египетский президент Хосни Мубарак кинулся в Багдад, где Хусейн его заверил, что он не вступит в Кувейт, прежде чем будут исчерпаны все дипломатические пути урегулирования. Но к тому времени, вряд ли иракский диктатор был настроен на переговоры. Его показная готовность продолжать диалог с Кувейтом была просто дымовой завесой, чтобы хоть как-то узаконить в мировом общественном мнения приближающиеся военные действия. Самым важным слушателем в той рассчитанной паузе были Соединенные Штаты.

Убежденный, что бесповоротная утрата Москвой статуса супердержавы оставило Соединенные Штаты единственным государством, способным нарушить его планы или путем прямой интервенции, или натравив своих израильских (или арабских) «лакеев» на Ирак, Хусейн стремился к получению молчаливой американской поддержки или хотя бы нейтралитета для своей кувейтской авантюры. У него было достаточно причин, чтобы предвидеть такое отношение. Несмотря на острую критику Ирака после «дела Базофта», администрация Буша все время выказывала острую заинтересованность в развитии двусторонних отношений. Когда группа из пяти американских сенаторов во главе с Робертом Доулом приехала в Багдад в середине апреля, по всей видимости, для того, чтобы осудить жажду Хусейна иметь химическое и ядерное оружие, они в частной беседе уверили иракского руководителя, что у него проблемы не с американским народом, но скорее с «высокомерной и избалованной» прессой. В конце того же месяца помощник государственного секретаря по вопросам Ближнего Востока Джон Келли попытался заблокировать инициативу Конгресса по введению санкций против Ирака, сообщив комиссии по иностранным делам Палаты представителей, что такой шаг будет противоречить национальным интересам США и что администрация не «рассчитывала на введение экономических и торговых санкций в этот момент». Через два месяца он сообщил той же комиссии, что хотя Ирак не отказался от разработок нетрадиционного оружия и продолжал нарушать права человека, он, тем не менее, предпринял «несколько скромных шагов в нужном направлении».

Американские двусмысленные речи продолжались на протяжении июля. Ответив на концентрацию иракских сил вдоль кувейтской границы отправкой шести боевых кораблей в Залив и выразив осуждение иракской тактике нажима, Государственный департамент, тем не менее, не преминул подчеркнуть, что Соединенные Штаты не связаны договором о взаимной обороне ни с одним государством Залива. Продолжалась умиротворительная политика по отношению к Хусейну: за несколько дней до вторжения администрация все еще возражала против решения Сената установить санкции против Ирака. Получив столь обнадеживающие сигналы, Хусейн решил обеспечить свой «американский фланг».

25 июля он пригласил американского посла в Багдаде, госпожу Эйприл Гласпи, для беседы, ставшей одной из самых решающих вех на пути Ирака к Кувейту. Согласно иракской стенограмме встречи (Государственный департамент не обнародовал своей собственной версии, но и не опроверг иракского сообщения) Хусейн представил госпоже Гласпи пространное объяснение экономического положения Ирака и его обиды на государства Залива. Он обвинил Соединенные Штаты в поддержке «экономической войны Кувейта против Ирака, в то время как они должны быть благодарны Багдаду за сдерживание фундаменталистского Ирана». Он по-прежнему угрожал Соединенным Штатам террористическими актами, если они продолжат свою враждебную политику по отношению к Ираку.

Не обратив особого внимания на воинственные речи Хусейна, Гласпи всячески уверяла его в добрых намерениях Вашингтона. Она сказала, что его страхи об американской враждебности совершенно необоснованны: «Президент Буш умный человек, и он не собирается объявлять экономическую войну Ираку.»

Наоборот, администрация не только блокировала постоянные попытки Конгресса установить экономические санкции против Ирака, но полностью понимала, как отчаянно Хусейну нужны фонды и как естественно его желание поднять цены на нефть, чтобы укрепить иракскую экономику; на самом деле, многие американцы из нефтяных штатов в США хотели бы, чтобы цены поднялись еще выше. Когда Хусейн объявил о своей решимости добиться, чтобы Кувейт не нарушал свою нефтяную квоту, Гласпи полностью с ним согласилась, сказав ему: «После 25 лет службы в этом регионе, я тоже считаю, что ваши цели должны найти сильную поддержку со стороны ваших братьев-арабов». Это вопрос, продолжала она, который арабы должны решить между собой, а в Соединенных Штатах «нет определенного мнения относительно внутриарабских разногласий, таких как ваше пограничное разногласие с Кувейтом… и государственный секретарь Бейкер дал указание нашему официальному представителю сообщить вам эту точку зрения».

Когда Гласпи наконец-то решилась спросить Хусейна «в духе дружбы, а не конфронтации», каковы его намерения относительно Кувейта, он заверил ее, что решительно предпочитает мирное решение конфликта военному.

Протестовала ли хоть как-то посол Гласпи против применения силы, как предполагает источник, знакомый с ее телеграммой в Государственный департамент, не имеет существенного значения. Ее подобострастие перед иракским вождем и смиренные словеса, к которым она прибегла, были поняты Саддамом как американский «зеленый свет» для его акции против Кувейта. В конце концов, разве он не сказал послу, что «Ирак не захочет погибать», и разве не выразила Гласпи сочувствия Ираку, терпящему бедствие, разве не толковала об американском нейтралитете? И если у Хусейна после этой встречи все еще оставались сомнения относительно невмешательства Соединенных Штатов, вероятно, они были развеяны через три дня личным посланием от президента Буша, в котором, помимо фразы «применение силы недопустимо», была выражена и глубокая заинтересованность в улучшении отношений с Багдадом.

Явно уверенный в американском нейтралитете, Хусейн перешел к последней стадии своего плана. 31 июля он снабдил Мубарака и Буша обещанным политическим диалогом, послав заместителя председателя СРК Из-зата Ибрагима аль-Дури для переговоров с представителями Кувейта в саудовский город Джедда. Хотя исход встречи, по всей вероятности, был для Хусейна неважен, так как он уже решил вторгнуться в Кувейт, кувейтцы, несомненно, сыграли ему на руку, проявив прежнюю неуступчивость относительно финансовых требований Ирака. 1 августа, после взаимных резких обвинений, переговоры прервались. Через двадцать четыре часа Кувейт перестал быть суверенным государством…

Ирак, Багдад. 20 июля 1988 года

После нападения на конвой – все осложнилось.

Прибыв в Багдад – Саддам на удивление вяло отреагировал на покушение на него – совсем не так, как реагировал раньше. Было схвачено всего пять человек помимо тех, кто был схвачен в самом Тикрите. Обычно – расправы Саддама были намного кровавее, и намного кровавее, чем следовало, они были призваны не покарать виновных, а внушить ужас от происходящего и запугать даже потенциальных заговорщиков зрелищами дикой расправы.

Что же касается Николая – то он получил в подарок золоченый пистолет Беретта (с настоящим золотом) и автомобиль – Вольво 260 универсал. Кроме того – Саддам потребовал от Главного военного советника при личной встрече – назначить Николая ни много, ни мало – советником командующего парашютно-десантными частями коммандос. Это была должность как минимум полковничья. ГВС, смотревший на Николая